Ницше против Ницше

В 1886 году, за несколько лет до предсмертного апоплексического удара, вызванного возможными последствиями третичного сифилиса, Ницше написал небольшое предисловие к своей первой, изданной в 1872 году, книге «Рождение трагедии из духа музыки». Оно было названо «Попыткой самокритики». И оно является одним из величайших примеров философской честности, когда-либо видевших свет. Подобно Агаве, в «Вакханках» Еврипида растерзавшей своего сына Пенфея, зрелый Ницше в своем яростно-аналитическом, непрестанно колком, смешливом и, действительно, слегка безумном стиле терзает свою раннюю работу. Он называет «Рождение трагедии» книгой, вызывающей вопросы, невозможной книгой:

Я нахожу ее дурно написанной, неуклюжей, тягостной, неистовой и запутанной в своей картинности, чувствительной, кое-где пересахаренной до женственности, неровной в темпе, без стремления к логической опрятности, чрезвычайно убежденной и поэтому не считающей нужным давать доказательства, подозрительной даже по отношению к пристойности доказывания в качестве книги для посвященных^{* 1}.

Но это еще не самое худшее, что есть в книге: под «посвященными», о которых здесь говорится, понимается в первую очередь Рихард Ватер, адресат «Рождения трагедии», и Ницше предается фантазии о том, как Вагнер получит его книгу, «быть может, после вечерней прогулки по зимнему снегу»². В весьма ущербной второй половине произведения Ницше утверждает, что возрождение трагедии возможно через музыку Ватера. Но дело обстоит еще хуже. В ужас автора предисловия 1886 года приводит не столько культ Вагнера, которому предавался молодой Ницше, сколько германизм. Ницше признается, что «я, на основании немецкой последней музыки, начал строить басни о "немецкой сущности"»³. Для зрелого же Ницше немцы — «народ, который любит выпить и почитает неясность за добродетель»⁴. И если Германия представляет собой некоторого рода сырой туман, то противоядие этому заключается не в обращении к идеалам гуманности, а в обращении к романской культуре, что самого Ницше в его самых последних работах привело к, пожалуй, неуместному преклонению перед Бизе и возвеличиванию оперы «Кармен» его авторства. В написанном в 1888 году «Казусе Вагнер» Ницше заявляет, что «искусство Ватера больное»⁵, но, тем не менее, горький пафос поздних работ Ницше состоит в том, что он знает, что болезненность Ватера есть и его болезненность, а это требует глубокой, холодной самоотрешенности и отрезвления. Именно это и делает Ницше в предисловии 1886 года, читая самого себя с молотом.

В книге «Ecce Homo», написанной незадолго до окончательного своего крушения, Ницше в последний раз возвращается к «Рождению трагедии» и отсюда обращает взгляд в будущее. Разумеется, Ницше всматриваться в будущее легче, чем другим, коль скоро он обещал, что будет рожден и после своей смерти. Он признает, что, несмотря на многие глупости «Рождения трагедии», — ее шопенгауэрианство, вагнеризм, германизм, — каждая из которых «разит неприлично гегелевским духом»^{** 6}, — «из этого сочинения говорит чудовищная надежда»⁷. Это надежда «на дионисическое будущее музыки»⁸. Ницше смотрит на век вперед, раз его покушение, или «натиск» на два тысячелетия противоестественного, завершилось успехом. А затем мы слышим кое-что из смущающего евгенического рассуждения Ницше о «более высоком воспитании человечества»⁹ и устрашающие и пророческие намеки на «беспощадное уничтожение всего вырождающегося и паразитического»¹⁰. И он добавляет: «Я обещаю трагический век: высшее искусство в утверждении жизни, трагедия, возродится»¹¹. К тому же Ницше не теряет надежды в возможность возрождения трагедии, но его вера преобразовывается. И как? Она переименовывается, если быть точным. Ницше пишет, что «психолог» — например, Фрейд, который думает о логике смысловой инверсии, часто выражающейся в шутке или оговорке, — мог бы услышать в гомосоциальной привязанности молодого Ницше к Вагнеру нечто, не имеющее ничего общего с Вагнером, но полностью относящееся к кому-то еще, а именно: к самому Ницше. Ницше настаивает на том, что он, и только он, поименован, не Вагнер, «во всех психологически-решающих местах»¹² сочинений, подобных «Вагнеру в Байрейте». А посему — и это поразительно — Ницше предполагает, что «можно без всяких предосторожностей поставить мое имя или слово "Заратустра" там, где текст дает слово "Вагнер"»¹³. Когда Ницше пишет «Вагнер», он указывает ни на кого иного, кроме себя. А точнее: он указывает на себя как на другого.

Таким образом, мы снова возвращаемся к теме двойников и двойничества. И это, разумеется, ставит проблемы. Если поздний Ницше избавляется от своего обожания Вагнера и его былая любовь к великому музыканту превращается в ненависть, тогда, следуя логике зеркала, эта ненависть становится ненавистью к себе, которая оборачивается на 180 градусов в сильную любовь к себе. В этом «смешном, необычайном виде» [i5В] прозы позднего Ницше мы замечаем некоторое колебание между маниакальным аутоэротизмом, когда объектом любви является он сам, и провалом, или переключением, рассуждения в режим рефлексирующего самоистязания. Таково, пожалуй, то, что Ницше называет «неврозом здоровых» — маятником, раскачивающимся между меланхолией и манией.

Подобно принцу Датскому, Ницше обращается против своих двойников, и сам становится ими: Сократом, Христом, св. Павлом, Шопенгауэром и Вагнером. А также весьма по-гамлетовски он восстает против себя, особенно более молодого себя, и имя «Ницше» будто бы описывает расщепление субъекта, неподлинного в своей самости и крайне разделенного с собою — собою не цельным, имеющим в себе как минимум две личности и становящимся наипервейшим насмешником над собой же. Ницше, пишущий автобиографию, в которой он отождествляет себя с Христом, — «Ecce Homo», содержащую такие главы, как «Почему я так мудр», «Почему я так умен» и «Почему являюсь я роком», — созерцает человекобога. Ницше, как он говорит о Сократе-двойнике, это насмешник над насмешниками. И проблема с двойниками весьма проста, судя по тому, что мы видели в случае Лаэрта и Гамлета: удвоение тебя — это перебор. Если ты встречаешь своего двойника, обязательно убей его^***.

Примечания

*. Friedrich Nietzsche, The Birth of Tragedy and the Case of Wagner, trans. W. Kaufmann (New York: Vintage, 1967), 19.

**. Friedrich Nietzsche, Ecce Homo, trans. D. Large, (Oxford: Oxford University Press, 2007), 78.

***. Double Take, directed by Johan Grimonprez and Tom McCarthy (2009; Kino International, 2010), DVD.

1. Ницше Ф. Сочинения в 2 тт. М., 1990. Т. 1, стр. 50.

2. Там же, стр. 57.

3. Там же, стр. 54.

4. Там же, стр. 55.

5. Ницше Ф. Сочинения в 2 тт. М., 1990. Т. 2, стр. 534.

6. Там же, стр. 729.

7. Там же, стр. 731.

8. Там же.

9. Там же. Приводимый Кричли и Уэбстер перевод Ницше на английский язык в этой фразе содержит указание не на воспитание, а на селекцию, выведение породы (breeding).

10. Там же.

11. Там же.

12. Там же.

13. Там же.