Счетчики






Яндекс.Метрика

18. Час расплаты (1483—1485)

 

    Король Ричард:

Припомните, с кем боретесь вы нынче:
Со стадом плутов, беглецов, бродяг,
С бретонской сволочью и жалкой гнилью,
Что выблевала полная земля
Для гнусных подвигов и разрушений.
Был мирен сон ваш, мира вас лишили;
У вас земля, красивы ваши жены —
Им надо землю взять, жен обесчестить.
А кто ведет их? Жалкий тот нахлебник,
Что жил у матери моей в Бретани,
Молокосос, что холод испытал,
Лишь по снегу гуляя в башмаках!

«Король Ричард III»

Из Уорика король отправился в поездку, проехал через Ковентри, Лестер, Ноттингем и прибыл в Йорк, где ему устроили радушный прием. Он пользовался популярностью на севере. Здесь Ричард служил наместником в последние годы властвования брата Эдуарда, правил жестко, но и по справедливости. Мы не знаем, дошли ли до Йоркшира к этому времени слухи о печальной судьбе маленьких принцев. В любом случае их никто не мог бы подтвердить, и они вряд ли изменили бы торжественность момента. Король воспользовался радушием северян для титулования своего девятилетнего сына Эдуарда Миддлхэмского принцем Уэльским в Йоркском кафедральном соборе, и церемония, как говорили потом, по пышности не уступала его собственной коронации, произошедшей два месяца назад. Однако все испортили гонцы, приехавшие с вестями, одинаково удивительными и тревожными. Самый давнишний друг и самый могущественный из подданных Генрих Стаффорд, герцог Бекингем поднял против короля мятеж.

Почему Бекингем взбунтовался — остается загадкой. По версии Шекспира, герцога возмутил отказ короля подарить ему обещанное графство Херефорд. Но Бекингем уже владел многими титулами и поместьями, и, кроме того, не было никаких оснований думать, что Ричард не выполнит обещание позднее, когда у него появится такое желание. Мы не должны забывать о том, что на юге царила совсем иная атмосфера, чем на севере. Правда о судьбе принцев постепенно доходила до сознания людей, и к концу лета 1483 года Лондон переполнили слухи о реальных и мнимых заговорах. Вполне возможно, что Бекингема обеспокоило нарастание недружественных чувств к королю. Если Ричарда свергнут — а это казалось все более вероятным, — то и его выживание окажется под угрозой: значит, он должен как можно скорее порвать с королем. Сэр Томас Мор предположил, что свою роль сыграли и амбиции. Бекингем мог замахнуться на корону. Как-никак он считал себя потомком Бофортов, по материнской линии был внуком Эдмунда, 2-го герцога Сомерсета, убитого при Сент-Олбансе в 1455 году, и соответственно праправнуком Джона Гонта; его притязания, вероятно, имели под собой такие же основания, как и претензии Ричарда III1.

Однако если молодой человек — мы не знаем, когда родился Бекингем, но полагаем, что ему еще не было тридцати лет, — и питал какие-то иллюзии в отношении прав наследования, то скоро от них избавился. Законным наследником Эдуарда IV была, без сомнения, старшая из его семи дочерей Елизавета Йоркская, хотя в те смутные времена избрание восемнадцатилетней девушки, которая, кстати, все еще находилась с матерью в священном убежище, могло иметь катастрофические последствия. Если и требовался деятельный претендент на трон, способный вести армии в сражения, то им мог стать только потомок Бофортов. Бекингем, без сомнения, таковым являлся по материнской линии. Однако его матушка вела свое происхождение от самого младшего из внуков Джона Гонта. Наследственные претензии Генриха Тюдора, графа Ричмонда, потомка старшего внука Гонта Джона, 1-го герцога Сомерсета, могли быть гораздо более основательными, и он существенно подкрепил бы их, женившись на Елизавете. Его бабушкой к тому же была Екатерина Валуа, вдова прославленного Генриха V. Этот факт, конечно, не играл в наследственных делах никакой роли, но имел немаловажное значение для репутации Генриха Тюдора.

Похоже — и это подтверждает Мор — на Бекингема оказывал влияние Джон Мортон, епископ Илийский. Мортона арестовали тогда же, когда брали под стражу Гастингса. Недолгое время он содержался в Тауэре, после чего епископа по просьбе Бекингема перевели в Бреконский замок герцога в Уэльсе. Святому отцу уже было за шестьдесят, и прежде он входил в число правоверных сторонников Ланкастеров: попал в плен при Таутоне, бежал из Тауэра к королеве Маргарите во Францию и вместе с ней дошел до Тьюксбери. Только после поражения в битве и гибели молодого принца Уэльского епископ переметнулся к Эдуарду IV, служа ему с такой же преданностью. Однако он совершенно иначе воспринял Ричарда. Возможно, епископ знал правду о малолетних принцах или догадывался о том, что с ними случилось, либо многоопытный священник просто-напросто понимал: из-за явной непопулярности новый король на троне долго не продержится2. В любом случае Мортон, видимо, стал для Бекингема духовным отцом-наставником и во время долгих бесед в замке Брекон учил его уму-разуму.

Заручившись поддержкой герцога, Мортон начал осуществлять свой замысел с визита к Маргарите Бофорт, матери Генриха. В свои сорок лет очень набожная — говорили, будто она по шесть раз в день слушала обедни, — дочь Джона, герцога Сомерсета, и правнучка Джона Гонта обладала волевым и даже грозным нравом. Она родила Генриха в январе 1457 года, после смерти его отца Эдмунда Тюдора, графа Ричмонда, и незадолго до того, как ей исполнилось четырнадцать лет. Маргарита потом вышла замуж сначала за лорда Стаффорда, дядю Бекингема, а затем за лорда Стэнли, ставшего впоследствии графом Дерби. Последний раз она видела сына четверть века назад, когда ему было всего лишь два года — он воспитывался в Уэльсе у дяди Джаспера Тюдора, графа Пембрука. Тем не менее Маргарита Бофорт, как и Мортон, была твердо убеждена в том, что ее сын наилучшим образом подходит для английского трона. Она уже тайно переговорила с бывшей королевой в убежище Вестминстерского аббатства, предложив обручить Генриха с принцессой Елизаветой. Теперь же, узнав от Мортона о солидарности Бекингема, Маргарита отправила гонца к Генриху в Бретань с последними известиями и настоятельным требованием незамедлительно выехать в Англию и объединиться с герцогом в Уэльсе.

Мятежники собрались с силами довольно быстро. В их числе, естественно, оказались все Вудвиллы — они только и ждали этого момента, — многие ланкастерцы в Уэльсе, на западе и юго-востоке страны и просто честные люди, возмущенные тем, что Ричард убил племянников и захватил трон, и жаждавшие наказать узурпатора. Координировать действия столь разношерстной и разобщенной массы людей было трудно, но тем не менее на 18 октября было назначено совместное выступление. Если бы мятежники действительно восстали одновременно, то при определенной доле везения могли бы и преуспеть. К несчастью, бунтовщики на юго-востоке поторопились и выступили преждевременно. Герцог Норфолк, находившийся в Лондоне, и лондонцы, все еще в большинстве своем сохранявшие верность Ричарду, не позволили людям из Кента перейти Темзу на воссоединение с союзниками. Мятежники отошли к Гилфорду и стали ждать прибытия отрядов, двигавшихся из Уэльса под командованием самого Бекингема.

Герцог отправился из Брекона, как и намечалось, 18 октября, но смог добраться только до Форест-Дина. В первый же день небеса словно разверзлись, и потоп непрерывно продолжался целую неделю, Северн и Уай вышли из берегов, затопив все вокруг на многие мили. Через десять дней томительного ожидания уже не оставалась никаких сомнений в том, что восстание потерпело неудачу. Армия рассеялась, Бекингем, переменив одеяние, бежал в Шропшир и укрылся там у своего давнего придворного Ральфа Баннистера. Тысяча фунтов стерлингов, обещанная Ричардом за голову Бекингема, оказалась слишком соблазнительной для Баннистера, и слуга сдал его властям. Просьбу герцога о встрече с королем отклонили, и в День всех душ, в воскресенье 2 ноября, его обезглавили на рыночной площади в Солсбери. В последующие недели такая же участь постигла и многих сподвижников Бекингема: их земли и поместья были конфискованы и розданы северным прихлебателям Ричарда, что еще больше разожгло ненависть к королю на юге.

Неудачное выступление Бекингема имело только одно важное последствие — выдвинуло на политическую авансцену Генриха, графа Ричмонда. Прежде почти никому не известный Генрих теперь стал признанным претендентом на корону от Ланкастеров, обретя многочисленных и достаточно пылких сторонников. В конце октября он под парусами вышел из Пемполя в Бретани и попал в такой же шторм, какой разрушил надежды Бекингема, а когда прибыл в Пул в Дорсете и увидел вооруженных людей в гавани, сразу понял, что восстание провалилось. Не колеблясь ни минуты, граф Ричмонд приказал капитанам повернуть обратно и возвратился в Бретань, где и убедился в правоте своих подозрений. Некоторые из мятежников — в том числе Томас Грей, маркиз Дорсет — смогли переправиться через пролив; с ними Генрих и обсудил план дальнейших действий, пригласив их в Ренн. Здесь, в местном соборе, утром в рождественский день 1483 года они преклонились перед ним, словно он уже был их помазанником Божьим, а Генрих в ответ поклялся жениться на Елизавете Йоркской, повести их снова в Англию и добиться победы.

К началу 1484 года король Ричард III выглядел как человек, которого что-то глубоко тревожит. Конечно, он вел роскошный образ жизни такого ренессансного уровня, какого не удостаивался еще ни один английский король. Однако сэр Томас Мор писал:

«Душа его ни на миг не бывала спокойна, и он никогда не чувствовал себя в безопасности. Когда он выходил из дома, его глаза тревожно бегали вокруг, его тело было втайне прикрыто доспехами, рука всегда лежала на рукояти кинжала, выглядел он и держался так, словно всегда готов был нанести удар. По ночам он плохо отдыхал, долго лежал без сна, погруженный в размышления; тяжко утомленный заботами и бессонницей, он скорее дремал, чем спал, и его беспокоили ужасные сны. Иногда он внезапно вскакивал, бросался вон из постели и бегал по комнате...»

Предательство Бекингема короля ошеломило. На кого еще он мог теперь положиться? Лорд Стэнли, кому он передал пост констебля Англии, занимавшийся прежде Бекингемом, проявлял верность, но — и Ричард это хорошо знал — в любой момент мог перейти в другой лагерь. Граф Нортумберленд, ставший теперь лордом-обер-гофмейстером, также не заслуживал особого доверия. Оставался лишь Джон Говард, произведенный им недавно в герцога Норфолка: испытанный и настоящий друг, но ему уже было далеко за пятьдесят — по тем временам преклонный возраст.

Скорее всего впустую Ричард пытался снять с сердца камень, тратя огромные средства на поминовение умерших в церковных приделах и часовнях. Он щедро вознаградил ричмондских францисканцев в Йоркшире за то, чтобы они отслужили тысячу обеден за упокой души Эдуарда IV. Немалые деньги король пожертвовал аббатствам Тикхилл и Нарсборо и планировал даже построить просторный придел к Йоркскому кафедральному собору с шестью алтарями и сотней священников, где обедни можно было бы отправлять круглосуточно. Особенно тревожил его Генрих VI, которого, как нам известно, он почти наверняка убил собственными руками. Большинство англичан почитали Генриха как святого: к его могиле в аббатстве Чертей не иссякал поток паломников, и здесь уже народ видел несколько чудес. Летом 1484 года Ричард решил переместить останки в более достойное святилище — в августе он специально приехал на перезахоронение Генриха в часовню Святого Георгия в Виндзорском замке. Там прах убиенного короля погребли в углу южнее главного алтаря.

Душа Ричарда не знала покоя и по другим причинам. Его единственный сын Эдуард Миддлхэм умер 9 апреля в возрасте десяти лет. Король остался без наследника. Он почувствовал себя совершенно одиноким и окруженным только врагами. Удивительно, но долгое время Ричард не замечал самого опасного из них: в прокламации, выпущенной 23 октября 1483 года, сразу же после неудавшегося восстания Бекингема, имя Генриха Ричмонда среди мятежников даже не упоминалось. Лишь спустя несколько месяцев король начал относиться к нему со всей серьезностью. Понимал он шаткость и собственного положения. Весь 1484 год Ричард III пытался завоевать симпатии подданных: разъезжал по стране, выказывая показное великодушие и демонстрируя благие намерения, раздавал привилегии, чины и поместья, но все его потуги были напрасны. Уже весной 1484 года в народе открыто обсуждалась трагическая судьба принцев.

Тем временем число сторонников графа Ричмонда стремительно нарастало, и Ричард уже не мог не считаться с надвигающейся угрозой. К Генриху, помимо Дорсета, примкнули: его дядя Джаспер Тюдор, граф Пембрук; Эдуард Кортни, граф Девон; Ричард, лорд Риверс, горевший желанием отомстить за казненного брата; Ричард Фокс, епископ Эксетерский и будущий епископ Винчестерский, а также многие менее знатные рыцари и дворяне; всего их насчитывалось вначале порядка 500 человек. Мортон, находившийся во Фландрии, поддерживал постоянный контакт. Вероятно, в один из дней апреля король впервые обратился к герцогу Бретани Франциску и предложил ему некую сделку, с тем чтобы образумить графа Ричмонда. Как нам известно, в мае в Англию для переговоров приезжали агенты продажного Пьера Ландуа, главного министра герцога. 8 июня в Понтефракте было подписано соглашение с тайными договоренностями о том, что король согласен выплатить значительное вознаграждение — включая все доходы графства Ричмонд — в обмен на содержание под стражей Генриха Тюдора до определенного времени.

Поскольку герцог Франциск страдал от периодических приступов безумия, деньги Ландуа скорее всего прикарманил, а за дополнительную плату обещал сдать Генриха Ричарду. К счастью, сделать это ему не удалось. По свидетельству Полидора Вергилия, епископ Мортон, повсюду имевший осведомителей и потому вовремя узнавший о сговоре, успел и предупредить Генриха, и устроить побег во Францию. Где-то ближе к концу лета Генрих перебрался через границу в Анжу за час до того, как Ландуа послал за ним солдат.

Графу Ричмонду повезло: отношения между Францией и Бретанью были в то время особенно напряженными. У герцога Франциска не было сына-преемника, и все ожидали (с полным основанием), что после его смерти французский король попытается аннексировать герцогство, а король Англии, со своей стороны, будет этому противодействовать. В такой ситуации Генрих Ричмонд мог стать полезным союзником. Тринадцатилетний Карл VIII и его старшая сестра Анна де Божё, правившая страной вместо брата, приняли Генриха радушно, обещая в случае необходимости предоставить финансовую помощь. Все складывалось удачно. Вскоре после прибытия во Францию к Генриху Ричмонду присоединился один из самых ярых ланкастерцев Джон де Вер, граф Оксфорд. Еще в 1473 году граф Оксфорд при поддержке своего друга лорда Бомонта завладел горой Сант-Майкл в Корнуолле3 и удерживал островок больше четырех месяцев. Это было предприятие донкихотское, и следующие десять лет он провел в заточении в замке Хаммес у Кале. За неделю или две до побега Генриха из Бретани граф Оксфорд уговорил капитана Джеймса Бланта освободить его и вместе пополнить ряды изгнанников при французском дворе. Когда-то он был лордом-верховным констеблем Англии и превосходным командующим, проявлявшим исключительную отвагу в битве. Генрих встретил обоих с объятиями и особенно порадовался тому, что Блант оставил жену командовать гарнизоном в замке Хаммес, наказав ей не сдавать крепость Ричарду. Его супруге действительно в скором времени пришлось выдержать длительную осаду королевских войск: она капитулировала лишь в конце января 1485 года, получив гарантии помилования для себя, своего мужа и всего гарнизона.

Консолидация оппозиционных сил во Франции уже по-настоящему встревожила Ричарда. 7 декабря он выпустил первую прокламацию против «Генри Тиддера», готовящегося утолить свою «ненасытную алчность» совершением «самых жестоких в истории христианства убийств, грабежей и других злодеяний». На следующий день король почти во все графства отправил комиссии по военному набору и уже 18 декабря потребовал от уполномоченных доложить о том, сколько дворян, джентри и вообще вооруженных воинов он может собрать за двенадцать часов. На Рождество Ричард устроил в Вестминстере помпезное торжество, но праздника не получилось: все уже предчувствовали, что грядет вторжение и возобновление гражданской войны, и думали больше о том, чью сторону занять, дабы выжить.

Появилась еще одна невзгода: умирала королева. Она так и не оправилась после смерти сына, случившейся восемь месяцев назад, однако ее собственная мертвенная бледность и скелетообразное состояние вызывалось не только тяжелой утратой. Неизбежно злые языки распустили слухи о том, будто ее отравил супруг. А он действительно не только относился к жене с подчеркнутой холодностью и отказывался ложиться с ней в одну постель, ссылаясь, правда, на рекомендации докторов, но и во всеуслышание жаловался на ее неспособность родить ему второго ребенка. К тому же ни для кого не было секретом его намерение жениться на племяннице Елизавете Йоркской: недавно он ввел ее в число придворных особ, и Елизавета, несмотря на то что ее официально объявили бастардом, зимой уже играла заметную роль в свите короля. Самое благовидное объяснение его повышенного внимания к племяннице — то, что он, возможно, хотел таким образом сорвать коварные замыслы графа Ричмонда4, хотя летописец из Кройленда туманно намекает и на «многие другие мотивы, о которых совестно писать». Не исключено, что отношения Ричарда с Елизаветой, превратившейся к этому времени в необычайно прелестную девятнадцатилетнюю девушку, выходили далеко за рамки стандартных дядюшкиных симпатий.

Королева Анна умерла 16 марта 1485 года, и ей было всего двадцать восемь лет. Несмотря на очевидную черствость Ричарда и затмение солнца, случившееся в тот же день, к суеверному ужасу всех, кто его наблюдал, более вероятным представляется то, что ее погубил не яд, а обыкновенный туберкулез. Так или иначе, Ричард не женился на Елизавете. Опять же по свидетельству летописца из Кройленда, король отказался от этой идеи по настоянию двух ближайших советников, Уильяма Кейтсби и сэра Ричарда Ратклиффа, сказавших ему откровенно и прямо: его подданные не потерпят такого надругательства над их чувствами. Мало того, советники предупредили: если король публично не заявит, что он и в мыслях не держал ничего подобного, то и северяне восстанут против него, обвинив в убийстве королевы — дочери их славного героя графа Уорика — ради удовлетворения своей преступной похоти. И 30 марта 1485 года — через две недели после кончины супруги — Ричард выступил в ските рыцарей ордена Святого Иоанна в Клеркенуэлле, провозгласив: ему и в голову не приходило жениться на племяннице, он никогда не желал смерти королевы, а скорбел и переживал как всякий муж. Елизавету король отослал в свой замок в Шерифф-Хаттон, где она и пребывала в компании с молодым графом Уориком, сыном Кларенса, до битвы при Босворте.

Тот же летописец сообщает нам, что во время празднества Крещенского сочельника в Вестминстер-Холле королю доставили срочную депешу от «его шпионов за морем». Агенты предупреждали: враги, без сомнения, вторгнутся в королевство уже летом. Рассказывали, будто Ричард ответил: ничто не могло его так обрадовать, как «это известие». Возможно, король говорил искренне. Он устал жить в постоянном напряжении, и до развязки оставалось ждать совсем немного.

Всю весну и начало лета 1485 года Генрих Ричмонд готовил армию и корабли для похода в Англию. Войско его было невелико, не больше 2000—3000 человек, и лишь наполовину состояло из обученных военному делу профессионалов, в основном валлийцев; другую половину составляли, по описанию Коммина, «самые ненадежные люди, каких только можно было отыскать и набрать в Нормандии». К июлю приготовления закончились. 1 августа корабли отплыли, и через шесть дней, перед заходом солнца в воскресенье, 7 августа, флотилия бросила якоря у Милфорд-Хейвена в Южном Уэльсе. Начиная с весны, Ричард постоянно держал в Ла-Манше две флотилии, патрулировавшие пролив, но кораблям Генриха каким-то образом удалось их миновать и высадка происходила без помех. С другой стороны, Генриха не встретили ни чрезвычайно влиятельный валлийский дворянин Рис ап Томас, ни сэр Джон Савидж, родич Стэнли, ни сэр Гилберт Толбот, дядя молодого графа Шрусбери: все трое обещали ждать его на берегу. На французских солдат уже разлагающе начали действовать распространившиеся слухи о приближении армии Ричарда. Медлить было нельзя, и наутро Генрих повел свое войско на северо-восток, намереваясь у Шрусбери перейти через Северн.

И наконец фортуна ему улыбнулась. Перед ним сразу же открылись ворота города (для Бекингема они оставались закрытыми). В Ньюпорте на границе Стаффордшира к нему присоединился Рис ап Томас, приведя с собой около 1000 человек, а через день или два появился и сэр Гилберт Толбот с 500 воинами. Прибытие его людей имело для Генриха особое значение. Помимо нормандцев армия графа Ричмонда состояла в большинстве своем из валлийцев; теперь в нее влился солидный контингент местных йоменов из Шропшира. Если они согласились встать под его знамена с красным драконом, то за ними могут последовать и их земляки. По мере продвижения к Личфилду и Тамуорту численность его войск постепенно возрастала. Вначале подошли сэр Уолтер Хангерфорд и сэр Томас Берчер, бывшие придворные Эдуарда IV, уличенные в причастности к мятежу Бекингема. Ричард простил обоих, но не вернул конфискованные поместья, и их неопределенное положение вряд ли изменилось бы, если бы он продолжал властвовать. Вскоре показался и отряд долгожданного сэра Джона Савиджа из Чешира, недавнего самого верного сторонника Ричарда.

Сам же король находился в Ноттингеме. Ричарда несколько беспокоило быстрое продвижение Генриха, однако он вовсе не считал, что безвестный валлиец может угрожать его короне. Силы противника нарастали, но они в любом случае могли составить лишь малую толику той армии, которую он, законный король Англии, способен выставить как только пожелает. Первым ушат холодной воды на него вылил Томас, лорд Стэнли. Он вызывал подозрения уже тем, что был отчимом Генриха. Ричард вознаградил его разнообразными почестями, а сын Томаса, лорд Стрейндж, которого он держал при дворе в качестве заложника хорошего поведения отца, неустанно убеждал короля в неизменной преданности всего семейства. Однако примерно в один из тех грозных дней Стэнли уведомил Ричарда о своем недомогании и неспособности исполнить обещание и присоединиться к армии короля, а вскоре поймали Стрейнджа, пытавшегося сбежать. Под пытками сын Стэнли быстро признался в том, что он сам, его дядя сэр Уильям Стэнли и еще несколько лордов действительно собирались перейти на сторону графа Ричмонда, однако отец в эту группу якобы не входил. Ричард ему, естественно, не поверил. По его извращенным представлениям, Стрейндж просто-напросто спасал свою шкуру, но как сын мятежника, все еще оставался ценным заложником, хотя уже и был бесполезен как союзник. Стэнли же, отказавшись поддержать его, моментально превратился в изменника.

Продвигаясь на юг от Ноттингема к Лестеру, месту сосредоточения армии, Ричард все больше убеждался в том, что у Стэнли слишком много последователей. Пэры, рыцари, сельские помещики, если и не шли к графу Ричмонду, то и не вставали под знамена короля. Они предпочитали сидеть дома. Два года назад на коронации присутствовали 33 дворянина. Теперь, помимо Норфолка, Нортумберленда и явно ненадежного Стрейнджа, в его армии остались только сын Норфолка граф Суррей, лорды Ловелл, Феррерс и Зуш, да еще, может быть, один или два соратника ждали его в Лестере. С рыцарями и джентри точно такая же история. Душой они в большинстве своем солидарны с Генрихом Тюдором. Они и признают Ричарда своим королем, коронованным и помазанным, и боятся его жестокосердия и мстительности.

Ранним утром в воскресенье, 21 августа, король Ричард III вышел из Лестера, помпезно и величественно ведя армию, состоявшую из 12 000 человек. На нем красовалась изящная золотая корона, и ее присутствие на монаршей голове указывало не столько на королевский сан обладателя, сколько на его неуверенность в собственном положении: ни один английский властитель не носил этот знак избранности с таким усердием. Ближе к вечеру, услышав приближение Ричмонда, Ричард расположился на возвышенности в двух милях к югу от современного городка Маркет-Босворт5. Генрих с войском, насчитывавшим, может быть, около 5000 человек, в это время находился милях в трех к юго-востоку. Вряд ли он горел большим желанием сразу же вступить в первое в своей жизни сражение, зная о превосходящих силах короля. Граф Ричмонд мог рассчитывать только на помощь лорда Стэнли и его брата сэра Уильяма: с ними у него состоялся продолжительный разговор в Атерстоне за день или два до битвы. Встреча была душевной, но намерения братьев так и не прояснились. (Король все еще держал заложником их сына и племянника.) Они привели к Босворту около 8000 воинов, и соотношение сил могло сложиться в пользу Генриха, если бы ему удалось привлечь их на свою сторону.

На восходе солнца 22 августа армии уже выстроились в боевые порядки. Авангард короля занял вершину холма. Им командовал герцог Норфолк, авангард состоял из кавалерии и пехоты, лучников и стрелков. За ними встал Ричард, на его шлеме сиял золотой венец, в окружении отборного отряда тяжеловооруженных всадников и регулярной кавалерии. Далее расположились солдаты герцога Нортумберленда, 3000 человек. Армия Генриха Тюдора оказалась на менее выгодных позициях — у подножия холма. В центре стоял граф Оксфорд, слева от него — сэр Джон Савидж, а справа — сэр Гилберт Толбот. Сам же Генрих расположился позади Оксфорда, с ним был небольшой отряд всадников и тяжеловооруженных пеших воинов. Граф Ричмонд уже послал к братьям Стэнли гонца, прося их прийти на помощь, но получил обычный уклончивый ответ. Примерно в это же время к ним обратился с аналогичным запросом и Ричард, пригрозив убить Стрейнджа за отказ отца немедленно прийти с войском к королю. Генрих порадовался бы, если бы знал, что Стэнли по-прежнему медлил, и ответил Ричарду довольно резко и грубо: Стрейндж у него не единственный сын, есть и другие.

Не оставалось никаких сомнений в том, что братья Стэнли не двинутся с места до тех пор, пока не станет ясен ход сражения. Тянуть время уже было бессмысленно. Находясь в менее выгодном положении, Оксфорд понимал, что глупо ждать, когда на него сверху обрушится вражеская лавина, и ему надо с самого начала завладеть инициативой. Он дал приказ идти вверх по склону, и тогда с холма пошел в наступление Норфолк. Королевский союзник, обладая численным превосходством, мог выиграть битву одним ударом. Однако многоопытный Оксфорд заставил своих людей сгруппироваться в плотный клин — так чтобы никто из них не отходил от штандартов далее 10 футов. Лавина Норфолка, наткнувшись на непробиваемый клин, растеклась надвое, натиск потерял темп, и завязалась ожесточенная рукопашная схватка.

С этого момента битва превратилась в немыслимо хаотичную кровавую потасовку. Норфолк пал, очевидно, одним из первых: ему стрелой пробили горло после того, как Оксфорд расплющил его латный воротник. Похоже, Генрих решил еще раз попытаться уговорить Стэнли, поскольку внезапно поскакал в их сторону. Ричард, увидев его знамя, ринулся со своей свитой за ним. Два двора сцепились друг с другом в лучших традициях средневековых рыцарских боев, и Генриху впервые пришлось сражаться не на жизнь, а на смерть. Как нас убеждают, граф Ричмонд сражался мужественно, но в его группе было значительно меньше воинов и скоро стало ясно, что и он сам, и все Тюдоры терпят крах.

От неминуемого поражения его спас сэр Уильям Стэнли. Старший брат все еще колебался, но сэр Уильям, наблюдавший за битвой с расстояния в полмили, все-таки решился вступить в схватку. Он дал команду своему войску, уже давно ждавшему приказа идти в атаку, пришпорил коня и помчался на выручку к Генриху. Неожиданное появление на поле брани 3000 воинов, не успевших притомиться и жаждавших дать волю рукам, полностью изменило ход сражения. Под Ричардом убили его белого скакуна, и он дрался пешим. Соратники, видя, что битва проиграна, просили его уйти, но он продолжал отбиваться, размахивая тяжелой булавой, пока не свалился под чьими-то ударами. Он оставался на месте, бежала его армия. Ричард умер со словами: «Измена! Измена!» — но, как и хотел, королем Англии.

Битва при Босворте не относится к числу крупных сражений. Она длилась часа два и к восьми утра, по всей вероятности, закончилась. Если даже учесть и те жертвы, павшие в ходе преследования остатков королевской армии графом Оксфордом, то под Босвортом погибло менее 1000 человек. Тем не менее сражение стало поворотным событием в истории Англии. Оно подвело черту под правлением династии Плантагенетов и Войной роз и завершило Средневековье. Англия Генриха Тюдора и его преемников станет совершенно другой нацией, более осмысленной и благополучной.

Согласно легендам, Генриха VII короновали непосредственно на поле битвы — Стэнли снял золотой венец со шлема убитого короля и водрузил его на голову победителя. Новый король первым делом отдал приказ арестовать герцога Нортумберленда. В то же время он, напротив, должен был его благодарить. Нортумберленд, демонстрировавший Ричарду верность до битвы, после того как она началась, отказался выполнить приказ короля идти вперед, и его войско оставалось на вершине холма, равнодушно взирая на побоище, проходившее внизу. Сейчас же он преклонился перед Генрихом и присягнул ему. Однако короля эти жесты не тронули. Возможно, Генрих посчитал, что герцог предал их обоих — не только Ричарда. Нортумберленд слишком долго выжидал. Какое-то время он провел в заточении, но потом король вернул ему все его титулы и привилегии.

Сам же Генрих, безусловно, заслуживает хулы за надругательство над телом погибшего Ричарда. Составитель «Большой лондонской хроники» писал:

«Покойного короля Ричарда, столь славно покидавшего город утром, сегодня после обеда столь же непочтительно привезли в этот же город; с его тела сорвана вся одежда, не оставлено ничего, чем можно было бы прикрыть срамное место; его связали... как будто это была свинья или какое-то другое поганое животное. Обмазав грязью и помоями, его доставили в церковь в Лестере на всеобщее обозрение и удивление, а после с полным безразличием похоронили».

Позднее, много позднее Генрих VII распорядился установить надгробный камень на ничем не обозначенной могиле Ричарда в церкви францисканцев в Лестере. Это обошлось ему в десять фунтов и один шиллинг.

Примечания

1. Действительно, Генрих IV запретил Бофортам наследовать корону, внеся в патент Ричарда II о легитимности детей Джона Гонта от любовницы и их прав существенное ограничение — excepta dignitate regali (исключая королевское звание) (см. гл. 13), однако не узаконил эту поправку посредством парламентского акта. В результате ограничение в правах потомства Бофортов не могло иметь законной силы.

2. Мортон получил больше известности, малоприятной для него и, наверное, незаслуженно, благодаря эпониму «вилка Мортона», особой разновидности сбора налогов, введенной при Генрихе VII, у которого он служил канцлером. В действительности изобрел эту «вилку» не Мортон: он всегда пытался умерить алчность короля.

3. См. гл. 16.

4. Полидор Вергилий сообщает нам, что Генриха «задели за живое» слухи о намерениях Ричарда.

5. Нам известно очень мало о битве при Босворте, по крайней мере гораздо меньше, чем о предшествовавших ей сражениях Войны роз. Помимо краткого упоминания в Кройлендской хронике мы располагаем еще описанием Полидора Вергилия. Хотя он прибыл в Англию лишь в 1502 г., ему, видимо, удалось получить свидетельства от некоторых очевидцев. В современном Центре битвы при Босворте, созданном, как предполагается, на месте побоища, дается живописное представление о сражении, хотя его историческая достоверность сомнительна.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница