М. Литвинова. «В плену у мифа»

Здесь, как в ореховой скорлупе, сокрыт образ человека, каким, я верю, был Шекспир.

Дж. Довер Уилсон

Как известно, фактических данных о жизни великого Шекспира отчаянно мало. В силу этого существует множество его биографий, написанных шекспироведами разных толков, и у каждого биографа свой Шекспир. У стратфордианцев — стратфордский обыватель и актер одной из лондонских трупп Уильям Шекспир (а точнее, Шакспер — транскрипция фамилии Shakspere, наиболее часто употреблявшаяся в Стратфорде); у «еретиков» кто угодно — кому какой елизаветинец на эту роль больше глянется.

Книга Джона Довера Уилсона (1881—1969), одного из ведущих шекспироведов-стратфордианцев XX века, «Истинный Шекспир» вышла в свет в 1932 году. Она имела огромный успех у широкой публики, ее читали и перечитывали, переиздавали и переводили на иностранные языки. На русском языке она публикуется впервые.

На всех биографиях Шекспира, которые мне доводилось читать, лежит отпечаток личности их авторов, кроме того, все они в разной мере отдают дань своему времени. Только зная историческую эпоху, зная, что волновало читающую публику, когда писались биографии, можно расслышать в них различные интонации — полемическую, поддакивающую, ворчливую, утверждающую.

Вместе с результатами научных изысканий век XVIII подарил XIX веку обожествленный образ Великого Барда — стратфордского Шакспера. XIX век внес свою лепту в создание незыблемой веры в авторство Стратфордца. Особенно ее укрепила борьба с «еретиками», осмелившимися замахнуться на национальную святыню. Как оно бывало всегда, чем яростнее борьба, тем сильнее уверенность в своей правоте.

Вот такое наследие получило шекспироведение к началу XX века. За полтораста лет оно так и не смогло придти к единому мнению по важнейшим вопросам. С первых лет XX века и до начала 1930-х годов в Европе, а особенно в Англии, шли горячие споры относительно авторства Шекспира. Они велись в университетах, клубах, на страницах газет, журналов и книг. Главными оппонентами были сэр Сидни Ли (1859—1926), крупнейший шекспировед на рубеже веков, и сэр Джордж Гринвуд (1850—1928), юрист, член парламента, защитник животных и ярый антистратфордианец. Спорили о том, о чем спорили еще в XVIII веке (тогда «еретиков» в шекспироведении не было и словесные баталии велись между единоверцами): получил ли Шекспир превосходное образование или знал все понаслышке, откуда у него столь обширное знание юридических терминов, сочинял ли пьесы и сонеты, черпая материал из собственной жизни, какие пьесы писал он сам, какие в соавторстве, а какие и вовсе принадлежат не его перу? Все эти и многие другие вопросы, вызывавшие в XIX веке ожесточенные дискуссии, доходившие до брани, продолжали обсуждаться, но тон изменился, оскорбления сменились сарказмом.

В те годы в Англии еще жил и плодотворно работал сэр Эдмунд Чемберс (1866—1953), величайший шекспировед первой половины XX века. Довер Уилсон одиннадцать лет служил под его началом в Департаменте образования, инспектировал народные учебные заведения. В отличие от Чемберса, работавшего в этом государственном учреждении всю жизнь, Уилсон, устав от служебной рутины, оставил карьеру чиновника, расстался со своим начальником и коллегой и стал преподавать в Кембридже педагогику. А спустя какое-то время уехал в Шотландию, где до конца жизни преподавал в Эдинбургском университете литературу Ренессанса.

Довер Уилсон был моложе Сидни Ли, Чемберса и Джорджа Гринвуда. Последнее издание биографии Шекспира Сидни Ли вышло в 1925 году, за год до его смерти, капитальная биография Чемберса — в 1930 году.

Биография Сидни Ли содержит богатейший материал по смежным вопросам: история сонета в Англии, жизнь графа Саутгемптона, описание всех фолио, дата появлений кварто, портреты, памятники, краткие сведения о семье Шекспира и его потомках, и еще много чего. Что касается жизни Шекспира, ничего нового нет, все те же перепевы того, что мы читаем у биографов XIX века.

Книга Чемберса манерой изложения материала сильно отличается от биографии Ли. Это сухое повествование, досконально описывающее предков и потомков Шекспира, все известные факты его жизни (тоже ничего нового), Стратфорд, его жителей, и каждый раздел сопровождается исчерпывающим перечислением всех авторов, что-либо писавших по данному вопросу.

Ни Ли, ни Чемберс в этих книгах не вступают в прямую полемику с «еретиками», это ниже их ученого достоинства. По-своему они правы, от Шекспира из Стратфорда они отказаться не могут, это обоснованный двухвековыми (начиная с Александра Поупа, 20-е годы XVIII века) исследованиями монолит, пусть даже его облик, который сходит со страниц многих серьезных биографий, явно не очень презентабельный. А ни один из уже появившихся претендентов на роль автора шекспировского наследия не годится по тем или иным веским причинам.

Это одна сторона. А другая — полемика с антистратфордианцами. Несколько жгучих вопросов — памятник над могилой в стратфордской церкви, катастрофический душевный кризис Шекспира в самом начале XVII века, проложивший рубеж между первым (комедийно-историческим) и вторым (трагическим в первой половине) десятилетием его творчества, близость ко двору, знание аристократических забав, спортивных и увеселительных, соколиной охоты — не дают покоя «еретикам». Они их исследуют, пишут статьи и книги, которые больно жалят ортодоксальных шекспироведов публикацией неопровержимых фактов. И те, в свою очередь, отвечают им в насмешливом тоне, который находит одобрительный отклик у поверхностно мыслящей публики, гордящейся своим национальным гением. Их возражения основаны не на фактах, а на оскорблениях в адрес исторических персонажей — драматургов, антикваров, издателей и печатников, — чьи свидетельства подрывают веру в Стратфордца. Для них самих и для их сторонников приводимые доводы представляются убедительными, хотя довольно часто они противоречат логике и здравому смыслу.

Непредвзятый читатель только диву дается. Да, шекспироведение — это не математика, где всем очевидно, что дважды два не может равняться пяти. Непобедимость стратфордианцев зиждется на том, что все полтора столетия баталий у «еретиков» не было ни одного неуязвимого претендента на авторство Шекспира. Тут уж шекспироведы-ортодоксы без особых усилий могли одержать верх над антистратфордианцами. Вот почему и читающая публика, поддерживающая ортодоксов, отвергает «еретиков» — их доказательства в силу разных причин очевидно неубедительны. Хотя два претендента (Фрэнсис Бэкон и граф Ратленд) и имеют несколько плюсов, но веских минусов так много, что и их пришлось отвергнуть. Знаменательно, что сэр Джордж Гринвуд, яростный противник Стратфордца, не принимал сторону ни чьих претендентов. Для современной критики очень важно различать эти два вопроса: отрицание Стратфордца и выдвижение нового кандидата. Вопрос первый сегодня фактически решен, в мире уже много умных, здравомыслящих, образованных людей, которые отвергают Стратфордца. Другое дело — кто же все-таки был настоящий Шекспир.

В книге «Оправдание Шекспира» мною была выдвинута гипотеза, которую, мне представляется, трудно опровергнуть: за псевдонимом «Уильям Шекспир» стоят два человека — великий мыслитель Фрэнсис Бэкон и великий поэт Роджер Мэннерс, пятый граф Ратленд. Одно из доказательств этому — знаменитый портрет-гравюра на титульном листе Первого Фолио — первого полного издания пьес Шекспира (1623), на котором гравировальщик Друсаут изобразил два правых рукава: один надет на правую руку, другой — на левую. Это шифрованное послание, что к пьесам имели касательство две правые (пишущие) руки.

Книга о Шекспире Джона Довера Уилсона, прочитанная под углом зрения этой гипотезы, становится еще одним ее доказательством. Вернемся опять в 30-е годы XX века. Разумеется, сражения на шекспировском поле битвы не могли не найти отклика в книге Уилсона. Он тоже прямо не спорит с антистратфордианцами, он спорит с единомышленниками, на протяжении всей книги мягко полемизирует со своим старшим коллегой Чемберсом. И все же косвенно ему приходится воевать с «еретиками». В первой главе Уилсон пускается в рассуждения о стратфордском бюсте, находящемся в нише памятника Шекспиру в церкви Св. Троицы. Он, как почти все стратфордианцы, не считает его более поздней подделкой. Но его оскорбляет созданный ваятелями образ Шекспира, и он корит их, надо же было сладить такого «Шекспира». Уилсон пишет, что бюст этот — одно из самых больших препятствий на пути к правильному пониманию Шекспира. Эти три страницы о бюсте — деликатный, но твердый отпор противникам. Но отвечать уже было некому, Гринвуд умер четыре года назад. А в третьей главе, споря с шекспироведами XIX века, принимавшими Шекспира таким, каким являют его найденные в стратфордских и лондонских архивах документы, он пишет: «Приписывать это изумительное мастерство подручному мясника, выросшему в провинциальном городишке, оставившему учение в 13 лет или даже получившему образование, но всего лишь в грамматической школе, значит или уповать на чудо или не верить в Стратфордца».

Джон Довер Уилсон внес значительный вклад в шекспироведение, главная его заслуга — многотомное кембриджское издание «Новый Шекспир», он был его главный редактор и комментатор. Его толкование шекспировских пьес и комментарии иногда слишком оригинальны, многие их не принимают. А биография «Истинный Шекспир» даже вызвала нападки ученых шекспироведов, и не случайно. Он сам называет ее биографическим приключением. Досконально зная тексты шекспировских пьес, он не мог не смотреть на Шекспира-человека иначе, как сквозь призму своих обширных познаний. Его Шекспир — гениальный творец, который черпает всю полноту смысла своих произведений из личного опыта, мироощущения и душевного богатства. Но эти качества, естественно вытекающие из произведений, не вяжутся с образом Шакспера, стратфордского уроженца и лондонского актера, который был создан биографами XIX века на основе бесспорных биографических данных. И Уилсону, в воображении которого живет иной образ, рожденный в результате тщательного прочтения произведений, приходится напрягать все силы ума и фантазии, чтобы примирить непримиримое — упрямые факты и творчество, гениальное не только эстетически, но и этически. И вот что поражает, Шекспир, увиденный Уилсоном, очень похож (если отбросить реалии, связанные со Стратфордом) и характером и дружеским окружением на Роджера Мэннерса, пятого графа Ратленда, каким он нам видится из пьес, стихотворений и отдельных высказываний Бена Джонсона, а также из документальных свидетельств того времени.

Этому есть объяснение. По мнению многих антистратфордианцев (С. Демблон, Дж. Мичелл и др.), самый подходящий претендент на авторство Шекспира — именно граф Ратленд: шекспировские произведения и сюжетами, и временем написания (когда оно установлено) соответствуют событиям его жизни, и счастливым и трагическим. Особенно интересны в этом отношении третья и пятая главы «Истинного Шекспира». В третьей Уилсон пишет о ранних комедиях Шекспира. И вот к какому выводу приходит: «Но Шекспир не побоялся ввести в пьесу и других персон королевского двора, ибо я убежден, что в образах Фердинанда, короля Наварры, Бирона, Лонгавиля и "юного Дюмена" зрители должны были видеть сценическое воплощение (не портреты) елизаветинских вельмож: Фердинандо Стэнли, ставшего графом Дерби и наместником острова Мэн в сентябре 1593 года, графа Эссекса, в 1591 году сражавшегося на французской земле бок о бок с Бироном, или, как его называют англичане, "Бероуном", самого Саутгемптона и юного графа Ратленда, которому тогда было 17 лет. Эссекс, Саутгемптон и Ратленд — та самая троица очень близких друзей, которых, по моему мнению, Шекспир имел в виду, когда сочинял свои комедии, наполненные юными холостяками».

Только зная чуть ли ни наизусть комедии Шекспира, Уилсон мог так категорически заявлять о прообразах комедии «Бесплодные усилия любви». Он почти прав. В то время действительно были три юные друга, три лорда, родившиеся в один и тот же день (но в разные годы): граф Саутгемптон, граф Бедфорд и граф Ратленд. Вся троица входила в кружок графа Эссекса, который был не намного их старше. Младший в этой компании — граф Ратленд. Никаких отношений у Стратфордца с этим кружком не было и быть не могло, Уилсон и сам пишет в пятой главе, что нет никаких документальных свидетельств, подтверждающих хоть какое-то общение Шекспира с графом Эссексом, и пытается как-то объяснить «свидетельские показания» пьес.

О графе Ратленде и графе Бедфорде известно не очень много (о Ратленде больше). А жизнь этих аристократов надо исследовать так же досконально, как исследовано все окружение Шакспера. Но уже сейчас ясно (книга Уилсона этому подтверждение), что автор шекспировских пьес и сонетов был очень близок к Эссексу и Саутгемптону. А Ратленд был женат на падчерице Эссекса, куда уж ближе. Он участвовал в заговоре Эссекса, был отлучен от двора, сослан в отдаленный старый замок своего дядюшки. Пережил трагические смерти друзей (эти мотивы слышны в сонетах Шекспира). Именно этим объясняется душевный надрыв Шекспира, произошедший в 1601 году, после чего он больше никогда не писал веселых, жизнелюбивых, чуть непристойных комедий. Страшное переживание, испытанное поэтом милостью Божией, и вылилось в великие шекспировские трагедии. Довер Уилсон в пятой главе пытается осмыслить этот период в жизни своего Шекспира. Он понимает, что только кровавое, не поддающееся разумению событие (заговор Эссекса) могло произвести на Шекспира действие, перевернувшее его душу. У него нет никаких документальных свидетельств, подтверждающих его мысль, но он убежден — ничто другое не повлияло бы так на Шекспира.

Прочитав последнюю страницу книги Джона Довера Уилсона, вдруг понимаешь, что созданный им образ — действительно «истинный Шекспир», не зря он так назвал свою книгу. Вот почему и обрушились на него шекспироведы — видеть в пьесах Шекспира отражение жизненных событий очень опасно. Профессор Колумбийского университета, автор десятка книг о Шекспире Джеймс Шапиро считает, что шекспироведы, отстаивающие автобиографичность творчества Шекспира, льют воду на мельницу антистратфордианцев. И он очень на них сердится.

Биография Шекспира, увиденная мысленным взором Джона Довера Уилсона, — замечательный пример того, какое неоднозначное и алогичное толкование может возникнуть в умах тех, кто самозабвенно посвятил жизнь удивительному феномену «Уильям Шекспир», Идеализированный, придуманный им образ, тем не менее, психологически соответствует представлению о гениальном поэте, который мог бы быть автором шекспировского наследия. Но это именно идеализированный творец, а Шекспир, как все люди, был еще и земной человек со своими особенностями характера. Образ Уилсона не содержит этой человеческой составной характера великого поэта и драматурга: для этого автору не хватало биографического материала.

И, однако, эта биография имеет для нас особую прелесть и ценность. Она написана человеком искренним, честным, обладавшим прекрасным слогом и богатым воображением. Коренной англичанин, он любил английскую поэзию и при этом хорошо знал литературу других стран. Его искаженное, но в какой-то мере точное восприятие жизни и творчества Барда объясняется воздействием на его сознание прочно укоренившегося мифа. Все последующие биографии или описывают Шекспира гротескно, или рисуют его не очень добропорядочным, но преуспевающим дельцом, заботящимся о процветании собственного семейства, или отличаются предвзятостью. Книга Джона Довера Уилсона — последняя романтическая биография Шекспира.