Версия Анатоля Франса

Анатоль Франс, конечно, сделал попытку объяснения. «Вы, принц Гамлет, знали, что счастливых людей никогда не бывало, — пишет он в своём очерке о постановке "Гамлета" в Comedie Française. — Вы знали, что всё плохо в этом мире. Приходится сказать прямо: вы были пессимистом. Конечно, к этому толкала вас выпавшая вам судьба: она была трагична...».

Правда, это ещё не объяснение: ведь сам автор этих слов сказал, что печаль принца выше, чем просто печаль личной, семейной трагедии. К счастью, А. Франс не останавливается на этом и высказывает уже более любопытную мысль: «...Но и сама природа ваша была под стать ей (судьбе)... Вы рождены были с жаждой страданий, и вам их досталось вволю... И как же вы смакуете горе, которого так жаждали!.. Вы просто лакомка по части страданий».

Гамлетова «трагедия ума» сведена к некоей природной патологии в сфере психики: принц Гамлет — прирожденный нравственный мазохист, ему нравится смаковать страдания. Это, кстати, еще одно, чисто психопатологическое объяснение гамлетовского пессимизма: Гамлету хочется страдать, хочется быть пессимистом. Откуда же вынес такое убеждение А. Франс? Может быть, тоже из тех бранных кличек, которыми в изобилии награждает себя принц? Если помните, Гамлет сам щедро наделяет себя патологическими приметами, но мы ведь не знаем, почему Гамлет называет себя выродком и прохвостом. Нигде патология его природы не проявлена в сюжете. Мы видим, что Гамлет страдает, но ни на одной сцене мира ни один зритель наверняка не видел, что принц испытывает удовлетворение от самоистязаний. Страдание и только. Более того — ад. Для ада ещё не существовало мазохистов — назовите хоть одного, кому понравились бы мучения ада. Откуда ад в душе принца, мы не знаем. Не знает этого и он сам, и ад его страданий усугубляется тем, что он не знает истинной их причины: знание причины страданий наполовину уже избавило бы его от них.

Если бы страдания Гамлета проистекали только от семейных несчастий, они легко были бы объяснимы, и для этого не потребовалось бы гамлетова ума. Для этого было бы достаточно ума королевы Гертруды, которая никакой иной причины меланхолии сына не видит и вот так объясняет её Клавдию: «Причина, к сожалению, одна: смерть короля и спешность нашей свадьбы». Но ни смерть короля, ни спешность нового замужества матери не могут быть причинами ада, таящегося в душе принца. Его страдания глубже всего того, что может быть обусловлено потерей отца и изменой матери; А. Франс прав, говоря, что печаль принца выше. Однако, назвав её «печалью ума», он не придумал ничего лучше, чем Тэн или Гримм, сведя эту «печаль ума» к психопатологии. Если Гамлет всего лишь невротик, то зачем Шекспир вообще выводит его на сцену? Может быть, не понял, что изображает всего лишь психически больного? Тогда надо было бы послушать Зигмунда Фрейда, большого специалиста по части неврозов. Он мигом разоблачил бы Шекспира — показал бы всему миру то, что тщетно стремились доказать Тэн и Гримм: Гамлет всего лишь невротик, вот и вся его «тайна». Однако Фрейд не подумал этого делать — не умалял шекспировского творческого дара, а восхищался им.

Итак, А. Франс, найдя Гамлета пессимистом, нисколько не объяснил природу его пессимизма.